Блогер Олег Шеин подготовил выборку основных мыслей из книги французского исследователя Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке»
Оригинал взят у в Капитал XXI века: читая Пикетти
В продажу в книжные магазины России поступило фундаментальное исследование 40-летнего французского экономиста Томаса Пикетти. Эта книга встретила заслуженный интерес за рубежом и заслуживает безусловного интереса российского читателя.
Россия – часть планеты Земли, а не Марса. Никакой отдельной цивилизации, путь которой особ и отличен, в нашей стране нет. Здесь точно также были феодализм, абсолютизм и капитализм, который в ХХ веке приобрел форму капитализма государственного и социального, но теперь вернулся в свое прежнее русло. Единственным серьезным отличием нашей страны от других является ее отвратительный климат, крайне сложный для освоения человеком. Арктические морозы и короткий летний период не позволяли на протяжении всей истории России иметь урожаи, достаточные для масштабного товарного обмена, что усиливало распределительную роль государства, и, соответственно, не способствовало развитию класса лично свободных работников.
Особенности истории России можно обсудить отдельно, тем более, что в 600-страничном труде Пикетти нашей стране посвящено всего несколько строк. Это не должно быть обидно, учитывая скромную роль России в мировой экономике и торговле. Но стоит весьма внимательно отнестись к тому, что Пикетти пишет про глобальные вызовы имущественного неравенства.
В действительности, неравенство не представляет собой некой абстракции. Вряд ли будет большим открытием утверждение, что власть принадлежит тому, кому принадлежит собственность. Даже честные и демократические выборы имеют ограничение в виде разных финансовых возможностей кандидатов на выборные должности. Это ограничение не абсолютно, и, к примеру, Республиканская партия США, обладая качественно большими денежными возможностями, регулярно проигрывает выборы демократам. Но отрицать высокое влияние капитала на политический процесс не станет никто.
Равенство как необходимое условие свободы
ХХ век стал эпохой преодоления господства капитала. Но процесс этот был сложным. Сегодня трудно представить, но всего полвека назад в странах Европы не было всеобщего избирательного права. Во Франции женщины получили возможность голосовать на выборах только в 1945 году, в Бельгии в 1948 году, в Швейцарии в 1971-м. А чуть ранее не было всеобщего избирательного права и для мужчин. Его ограничивал имущественный ценз. Проще говоря, голосовать имели право лишь богатые люди. В России, к примеру, равное право голоса дала лишь февральская революция 1917-го года. Причем в ряде стран рудименты имущественного ценза остались до сих пор. В Аргентине, к примеру, в президенты вправе баллотироваться лишь человек, имеющий определенное состояние. Понятно, что бедняк баллотироваться не сможет в силу объективной неспособности провести избирательную кампанию, но юридическое ограничение весьма красноречиво.
И понятно, что против права всем гражданам решать судьбу своих стран выступали партии крупного капитала вместе с церковью. Они препятствовали и свободным выборам, и росту зарплат, и выплате пенсий, и всеобщему образованию. Им пришлось отступить под давлением народов, выходивших на миллионные митинги и общенациональные забастовки. Но эти правые партии никуда не делись. Сегодня они не могут позволить себе того, на чем настаивали несколько десятилетий назад.
Но является ли отступление правых окончательным? Не может ли история сделать поворот в сторону реакции?
Мы отлично знаем, что может, и история самой России является тому подтверждением. За короткий период протяженностью чуть более двадцати лет были потеряны бесплатное высшее образование, право на медпомощь, право на получение от государства жилья. Естественно, сокращение социальных прав шло параллельно с уничтожением политических свобод – на забастовку, на свободу митингов, на честные выборы. И сделано это в интересах быстро сформировавшегося класса сверхбогатых людей, вбирающих в себя не более 1% общества и контролирующих 71% богатств страны.
Демонстрирует ли Россия в этом случае какой-то особый путь? Не происходит ли такого же поворота в других странах мира?
Работа Томаса Пикетти отвечает на этот вопрос. В последние тридцать лет намечается неоконсервативный поворот. Он же неолиберальный. И содержание его в усиливающейся концентрации капитала. Самым парадоксальным образом самые богатые страны мира оказываются в долговой кабале, и их правительства объявляют о повышении пенсионного возраста, снижении зарплат и ограничении социальных выплат.
На этом обычно российский читатель восклицает, что знает про США, погрязших в долгах. Ему об этом рассказывали по телевидению. Одна деталь – и США, и Европа должны вовсе не Африке или России. Львиная доля долгов приходится на собственный бизнес, который с помощью ведущих политических партий, и, в первую очередь правых, вместо налогов в бюджет обеспечивает национальные правительства кредитами.
Наследственного капитала — прошлое, поглощающее будущее
«Прошлое поглощает будущее», — пишет Пикетти. В Российской Федерации сегодня на глазах у всех создаются олигархические династии – младшие Ротенберги, Матвиенко и Патрушевы становятся обладателями многомиллиардных состояния. Все отлично понимают, что их обогащение проистекает исключительно из высокопоставленного положения родителей. А в случае Ротенбергов мы имеем дело уже с классической олигархической системой наследования.
Но Россия опять же не являет собой исключения. Роль наследственного капитала возрастает и в странах первого мира. К примеру, во Франции на наследственный капитал пришлось 2/3 всего частного капитала, а на капитал, накопленный путем сбережений – всего треть. Это означает поворот в позапрошлый век. Тогда, до первой мировой войны и русской революции, наследственное имущество формировало 80-90% капитала во Франции.
Имущественное расслоение, репродуцирующееся поколенчески, является безусловным врагом демократии. Достаточно обратить взор на историю цивилизации эпохи феодализма. Все основатели государств и княжеств той эпохи были, выражаясь современным языком, бандитами и гангстерами. Побеждал среди них тот, кто в наибольшей степени презирал внешние условные ограничения, и был готов дорогой крови подчинять окружающих. Ввиду слабости товарного производства основой экономического господства стала земля (см. график ниже). Всего один процент общества, принадлежа к т.н. аристократии, присваивал себе практически весь общественный продукт, за вычетом необходимого для простого воспроизводства. Европа ввиду мягкого климата имела некоторое преимущество, поскольку природа позволяла получать товарный продукт, что создавало товарообмен между селом и городом, и формировало слой ремесленников. Но ни ремесленники, ни купцы на протяжении долгих веков и близко не могли сравниться по уровню жизни с потомками древних бандитских кланов, захвативших землю и способных позволить себе уровень жизни в 30 раз выше среднего. Соответственно, экономическое влияние купцов и ремесленников было ниже, равно как и политическое. Все общество разделялось на ничтожную долю аристократии и окружающее ее море бедности и бесправия. На протяжении столетий такое расслоение тормозило и производство, и образование, и научный прогресс, пока эпоха буржуазных революций не положило конец господству старых кланов.
Развитие экономики — еще не процветание общества
И здесь стоит обратить отдельное внимание на историю XIX века. Буржуазия получила политические права и избавилась от произвола аристократии. Начался стремительный взлет технологий: железные дороги, станки, пароходы, машинное производство, наконец, самолеты. Если в эпоху феодализма рост ВВП не превышал в год 0,1-0,2%, то в XIX веке он разогнался до 2,5%.
Приведенный ниже график отражает соотношение капитала (в его стоимостном выражении, включая недвижимость) к национальному доходу (который соответствует ВВП + притоку иностранных инвестиций, применительно к Европе отражающему ограбление колоний). Как мы видим, вплоть до эпохи Великой французской революции сохраняется экономическое доминирование землевладельцев — то есть на протяжении 150 лет после революции Кромвеля и крушения абсолютизма состояние лендлордов превышало капитал торговавшей по всему миру британской буржуазии). Но торгово=промышленный капитал постепенно брал свое, развивая производство и увеличивая товаооборот.
Что с этого получило 90% населения? – абсолютно ничего, кроме тяжкого труда. Более того, условия жизни значительной части общества существенно ухудшились. Детский труд, насильственное изгнание крестьян с земли, жуткий производственный травматизм вошли в обыденность. Ни землевладельцам-консерваторам, ни либералам-буржуа до этого не было дела.
Причем в двух ведущих странах Европы и мира – Англии и Франции – возникла новая паразитическая прослойка – рантье. Основу ей положили состоятельные семьи, кредитовавшие правительства во время и после наполеоновских войн. Ежегодный процент по кредиту составлял 4-5%, то есть вдвое превышал темпы роста экономики. На протяжении всего XIX векам британский бюджет сводился с профицитом. Все сверхдоходы шли на выплаты рантье. Экспансия в Индию и Африку подстегивалась необходимостью покрыть те же долги. Вновь возникла модель, при которой энергия и талант не играли никакой роли, а роль играло происхождение от прадеда, который сто лет назад подкупил парламент и провернул удачную махинацию с государственными займами.
На графике, отражающем соотношение национального капитала к национальному богатству видно, что так продолжалось вплодь до 1914 года, когда произошло революционное изменение, сопровождавшееся троекратным падением соотношения капитала к ВНП, и таким же падением неравенства.
Положение спасла новая война и инфляция. Вместо займов погрязшие в долгах столетней давности правительства Европы прибегли к печатному станку. Темпы инфляции во Франции в 1913-1950 году разогнались до 13%. Цены выросли в тысячи раз, и рантье разорились. Хорошим стимулирующим фактором оказалась революция в России, отказавшейся платить по внешним долгам, и экспроприировавшей собственный паразитический класс.
Но прекращением платежей по долгам наполеоновской эпохи дело не закончилось. Были резко подняты налоговые ставки. Если до первой мировой войны налоговая нагрузка на экономику не превышала 10%, то во второй половине XX века она достигла 40%. Вопреки апокалептическим картинкам, обычно предъявляемым в таком случае консерваторами и либералами, подобный экспроприационный шаг сопровождался не крахом мироздания, а созданием того самого общества «среднего класса», на которое нам предлагают ориентироваться, не входя в уточнение, какая дорога привела к его формированию.
США — эволюция «общества равных возможностей»
Здесь стоит отдельно рассмотреть историю США. В отличие от Европы, в Америке у власти не было левых, и сама страна рассматривается как некий антагонист социалистической Европы. Между тем США продемонстрировали замечательные темпы роста экономики, и вообще имеют репутацию страны больших возможностей для работающего человека. Почему так сложилось?
Вплоть по первой мировой войны США отличались гораздо меньшей степенью неравенства, чем Европа. Америка представляла собой огромное незаселенное пространство, где земля не принадлежала потомкам древних родов, и любой энергичный человек мог обзавестись ранчо, не платя разорительную аренду лендлорду. Достаточно отметить, что в 1789 году в США имелось в десять раз меньше жителей, чем во Франции, при гораздо большей земельной площади. Кроме того, американцам не пришлось нести бремя долговой нагрузки эпохи наполеоновских войн. Это открывало колоссальные возможности личного подъема.
После первой мировой войны положение меняется. Имущественное расслоение в США становится более сильным, чем в Европе, и этот разрыв в пользу Старого света сохраняется на протяжении всего последующего периода. Отчасти такое неравенство воспринимается слабее, потому что Америка по-прежнему пополняет свое народонаселение за счет массовой миграции. Новые американцы, прибывшие из России, Китая и Мексики, сравнивают свой уровень жизни со странами, откуда они приехали, что смягчает социальные противоречия.
Но заслуживает внимание, насколько тождественными являются графики в своих тенденциях. Примерно в одни и те же годы и в США, и в Европе, вначале снижается, а затем вновь начинает нарастать неравенство. Приведенный выше график отражает долю верхней децили (10% населения) в общих доходах. В США по описанным выше объективным причинам сто лет назад богатый класс обладал гораздо меньшей долей национального состояния, чем в Европе, но затем ситуация изменилась в пользу европейцев. Сегодня неравенство нарастает и в США, и в Европе, но в Старом свете оно существенно ниже. Причем уровень жизни граждан США и ЕвроСоюза отличается несущественно, так что, очевидно, что большая социальная защищенность немцев и французов не влияет негативно на экономическое развитие. А единственной причиной уменьшения неравенства является иной политический выбор.
Изъятие капитала у высшего класса в ХХ веке на Западе: как это было
И здесь стоит отдельно и основательно остановиться на истории XX века. Мы видим, как снижается степень неравенства после Первой мировой войны в Европе и Великой Депрессии в США, и совершается обратный разворот с приходом к власти неоконсерваторов в странах первого мира в конце 70-х годов.
Поворотной точкой к уменьшению неравенства и созданию среднего класса стала Вторая мировая война.
Во Франции произошла просто экспроприация. В Четвертой республике она упростилась тем, что значительная доля «капитанов большого бизнеса» сотрудничала с нацистами. Поэтому у них просто все отняли. В разрушенной войной Германии отнимать было нечего, так что там было еще проще.
А в Великобритании и США просто ввели экспроприационные налоги и национализировали часть отраслей.
Вся история возникновения т.н. «среднего класса» — это история конфискации богатств класса сверхбогатого. Все современные достижения западного общества — высокие зарплаты, возможность пенсионерам путешествовать по миру, частные дома и хорошие машины – результат многократного роста налогов на большой бизнес.
Насколько изменилось неравенство?
Мы видим, что сто лет назад в Европе 10% самых богатых людей принадлежало 90% доходов, в том числе 1% высшего класса — 50%. ХХ век стал эпохой уменьшения доли верхней децили в пользу части низшего класса, примерно половина которого смогла обрести долю в имуществе, примерно соответствующую ее доле в населении — от 25% в США до 35% в Западной Европе и 40% в Скандинавии.
О тенденции капитала к укрупнению
И здесь необходимо сделать важное отступление. Еще Маркс писал про объективный закон тенденции капитала к укрупнению. Иначе говоря, обладатели состояний в целом наращивают их геометрически пропорционально размеру своего богатства. Верно и обратное заключение — чем беднее человек, тем медленнее растут его доходы. Ввиду разрыва именно в темпах роста доходы бедных будут увеличиваться медленнее средних темпов роста экономики. Приведем для упрощения восприятия пример. Предположим, мы имеем несколько человек с ежемесячным доходом, соответственно, в шесть тысяч рублей, 60.000 рублей, 600.000 рублей, 6.000.000 рублей, и, к примеру, шесть миллионов долларов. Первый еле сводит концы с концами, не может дать своим детям качественное образование, и его семья, исключая волю случая, обречена на борьбу за выживание и нищету. Второй может позволить себе относительный комфорт, и вправе выбирать между ипотекой и оплатой обучения ребенка. В третьем случае уже можно позволить не только жилье, образование и пенсионные накопления, но и инвестиции в ценные бумаги. Однако биржевые спекуляции будут успешнее лишь по мере роста состояния, поскольку обладатель капитала сможет нанять грамотного диллера и вообще диверсифицировать риски. Наконец, обладатель реально крупного капитала либо вложится в правую политическую партию, которая при взятии власти снизит налоги для богатых и подавит митинги протеста, либо переведет деньги в офшор, избегая налогообложения вообще. Его потомкам уже не придется заниматься трудом вообще. Они смогут жить на ренту, и чем выше размер капитала, тем вернее это правило. В верхней центиле топ-менеджеров вытесняют богатые наследники таких же топ-менеджеров предшествующей эпохи.
Эти очевидные заключения подтверждаются фактами. За последние 25 лет мировая экономика демонстрировала ежегодные темпы роста в 3,3%. Среднедушевые доходы взрослых выросли на 1,4%, так как рождаемость демонстрировала темпы в 1,9% в год. Зато стоимость имущества увеличивалась на 2,1%, что возможно лишь при одном условии — росте зарплаты в пределах 1,0% в год. Люди, живущие на зарплату, то есть создающие товары и услуги, увеличивали свое благосостояние существенно медленнее, чем росли среднедушевые доходы. Куда же пролился имущественный дождь от развития экономики? — На состоятельный класс. Причем состояние одной стомиллионной доли самых богатых росло динамичнее, чем одной двадцатимиллионной. Наследственный капитал растет быстрее приобретенного в процессе труда, в том числе в высшей части общества.
Экстраполируя тенденцию, становится понятно, почему средний класс так отчаянно выходит на акции протеста. Он постепенно переходит в категорию бедных, теряя свое положение, завоеванное в ХХ веке. Ни один здравый человек не хочет трудиться всю жизнь, не видя на фоне реально развивающейся экономики улучшения лично своей жизни.
Между тем именно с этим и сталкиваются жители тех же США. Джозеф Стиглиц, лауреат Нобелевской премии по экономике, отмечает: «Несмотря на увеличение ВВП на душу населения на 75% в период с 1980 по 2010 год, доходы большей части граждан продолжают снижаться». При этом доля 0,01% богатейших семей увеличилась с 1% до 5% национального дохода и по оценкам Уоррена Баффета час работы каждого из четырехсот самых богатых американцев стоил 97 тысяч долларов, то есть начиная с 1992 года удвоился. Кризис перегретого рынка недвижимости высший класс перенес относительно легко,быстро восстановив утраченные капиталы, зато средний доход представителя среднего класса рухнул почти на 40% и был отброшен к началу 90-х годов.
Минимальная зарплата в США и Франции: политический выбор
В этом смысле понять современную политическую историю США можно, оценив историю изменения минимальной зарплаты. Реальная минимальная зарплата взлетела в 50-е годы, несколько поднялась при Кеннеди и Джонсоне, остановилась в 70-е, и рухнула на 40% после прихода к власти республиканского кабинета Рейгана. Все последующие 30 лет шла судорожная борьба за ее сохранение на новом, качественно более низком уровне. Наrd-working people, живущая на зарплату Америка выбрала Обаму, а теперь активно поддерживает Берни Сандерса и вынуждает Хиллари Клинтон сдвигаться влево. При этом качественных сдвигов достигнуть не получается, но градус борьба очевидно поднимается.
Иной график мы наблюдаем на примере Франции. После войны зарплаты не росли, а выросли они… — совершенно верно, после революции 1968 года! Не будь ее, французы бы очень быстро увидели возрождение традиционного для страны абсолютного расслоения. Именно левый выбор, свойственный стране революции, привел к ситуации, когда при ВВП на душу насления, меньшем, чем в США, французы получают сравнимую зарплату, а применительно к низкооплачиваемым работникам и более высокую. В полтора раза! Между тем ВВП на человека по индексу покупательной способности в США составляет $54.000, а во Франции порядка $40.000 (номинальный — $37.000).
То есть, при меньшем объеме производства можно позволить более высокий уровень жизни людей.
Конфискационные налоги на сверхбогатых — неизвестная история современного Запада
Почему же росли доходы hаrd-working people в США в 50-60-е годы? Посмотрим на налоговые графики. Они единые, что для США, что для Европы, и сенсационно показательные. Как мы отмечали выше, в первой половине ХХ века налоговая нагрузка на экономику выросла вчетверо, что нисколько не остановило ее стремительный взлет, зато создало рынок сбыта — т.н. средний класс.
Что же при этом произошло с благосостоянием состоятельного класса? — Оно было поставлено в рамки. Говорить об экспроприации невозможно, но самые уродливые формы обогащения — наследование и заоблачные зарплаты — были резко ограничены. Наиболее жесткий подход продемонстрировали англосаксонские страны. В Великобритании и США с 1950 по 1980 годы был введен конфискационный налог на наследство. Его верхняя планка, для самых огромных состояний, достигла 80%, а в Соединенном Королевстве даже 85%. Причем этот уровень продержался на протяжении тридцати лет — целого поколения. С приходом к власти неоконсерваторов началось его уменьшение, сопровождавшееся — как мы отмечали выше — снижением реальной минимальной зарплаты. Периоды правления демократов и лейбористов в этом контексте не приносили никаких перемен, что вызвало общественный запрос на лидеров левых сегментов этих партий.
Не менее показательна ситуация с подоходным налогом. Если до первой мировой войны его просто не существовало, то в последующем он испытал два скачка: собственно в период ПМВ, что объяснялось военными затратами, и в процессе преодоления Великой Депрессии. Наконец, после 1940 года он достиг конфискационных масштабов — до 90% в Германии и США и 98% в Великобритании.
Представьте себе Игоря Ивановича Сечина, у которого в пользу бюджета изымается 98% зарплаты. Именно такие правила были введены в передовых странах мира, отсекавших всякую возможность необоснованного обогащения топ-менеджеров.
Ситуация начала меняться в США после убийства Кеннеди и особенно с приходом Рейгана, а в Великобритании с победой на выборах Тэтчер. Тем не менее, ставка по-прежнему держится на уровне 40-50%. То ли дело Россия, где существует плоская шкала подоходного налога и регрессивная шкала социального налога. Проще говоря, совокупный налог с фонда оплаты труда до 60.000 рублей составляет 43% (13% НДФЛ и 30% ЕСН), а сверх 60.000 рублей падает до 23% (13% НДФЛ и 10% ЕСН).
Россия не исключение. Это полигон, опытная площадка сверхобогащения узкого слоя за счет всего остального общества. В отличие от западных обществ граждане России не имеют опыта солидарности и традиций коллективизма, что создает почти лабораторные условия для возвращения в «старые добрые времена», когда власть придержащие могли не считаться ни с чем.
Неравенство возвращает рубежи столетней давности
Как бы то ни было, неравенство в США растет семимильными шагами и доля верхней децили вернулась к уровню Великой Депрессии, достигнув, как и в 1930 году, половины всего национального дохода американцев. Это произошло за счет среднего класса, доля которого, соответственно, в полтора раза снизилась.
Налоги: льготный режим для верхушки и бремя для 90% общества
Причем одной из причин подобных изменений стало неравномерное распределение налогового бремени. Пропагандистские шаблоны о том, что бедные живут за счет налогов богатых, разбиваются о факты.
Томас Пикетти приводит исследования по Франции. Бедный класс (50% населения) отдает в качестве налогов порядка 40-45% своих доходов (в первую очередь в виде социальных отчислений и налога на добавленную стоимость). Средний класс (40% населения) жертвует на общественные нужны уже большей долей — до 45-50% от своих доходов. Зато налоговая нагрузка высшего класса не превышает 35% от его доходов, а фактически является намного меньшей за счет всякого сорта махинаций по выводу средств от налогообложения, в первую очередь через оффшоры. В США, по оценкам Джозефа Стиглица, верхушка, как он называет ее, отдает на налоги в пределах 14% своих доходов, и кандидат на пост президента от республиканцев миллиардер Митттом Ромни сам озвучивал эту цифру. С превеликой гордостью, естественно.
В условиях, когда бедные слои общества и средний класс отдают в качестве налогов половину своих далеко не заоблачных доходов, становится понятно, что либо должны быть сокращены бюджетные расходы, либо увеличины налоги с богатейшей части общества, в том числе через перекрытие оффшорных дыр.
К какой жизни ведут низкие налоги
На что же идут отчисления в бюджет?
Сто лет назад, когда налоговая нагрузка на экономику не превышала 10%, из казны содержались только госаппарат, армия и спецслужбы. На другое денег просто не хватало.
Сегодня в развитых странах, имеющих налоговую нагрузку на уровне 35-40% от ВВП, пенсионные выплаты поглощают 12-13%, здравоохранение 8-9%, образование 5-6%. Весьма невелика доля затрат на помощь безработным — порядка 1%, поэтому рассказы консервативной западной и верноподданической российской прессы о непосильном бремени, которое несет западная экономика на выплаты не имеющим работы людям, являются демагогическими.
Весьма показательна ситуация с высшей школы. Неоспоримо, что рост квалификации лежит в основе экономического развития и могущества. Характерен пример Китая, который стал сборочным цехом современных электронных устройств, но при этом саму электронную начинку получает из США. Поэтому хотя на iPod производства Apple и написано, что они произведены в КНР, в Китай поступает только $3,7 из оптовой цены в $224. Разница между ценой механически-ручного труда и стоимостью интеллектуального продукта ошеломительна.
На высшую школу в странах первого мира тратится всего 2-3% от ВВП в год. В Германии, Чили и Великобритании после массовых манифестаций молодежи были приняты законы о предоставлении бесплатного университетского образования за счет бюджета. Эти законы были проведены вопреки воле правых партий, хотя, казалось бы, их экономическая отдача очевидна.
Помимо традиционного желания бизнеса не платить налоги, есть еще одно объяснение такому подходу — желание сохранить элитарный характер общественного устройства. В Гарварде, США, стоимость обучения студента составляет $54.000 в год. Средний годовой доход родителей учащихся Гарварда составляет $450.000. Для понимания, средняя зарплата грузчика в США $25.000, медсестры и бухгалтера $70.000, преподавателя университета $74.000, разработчика ПО $100.000, юриста $130.000, хирурга $230.000. http://visasam.ru/emigration/canadausa/zarplata-v-ssha.html. Иначе говоря, лучшие университеты страны закрыты даже для высокооплачиваемых семей США. Разумеется, подобное положение дел сдерживает развитие передовой страны мира, поскольку закрывает возможность раскрытия талантов для большинства молодежи.
Стиглиц отмечает, что в колледжах со строгой системой отбора на представителей нижней половины общества приходится всего 9% студентов, в то время как верхняя четверт дает 74% учащихся, то есть шанс ее представителей получить высшее образование в 17 раз выше.
А в каких же странах налоговая нагрузка низка? — В самых бедных и отсталых. Если в Европе доля налогов к ВВП составляет 35-50%, то в странах Африки оно колеблется около 10%. Разумеется, в некоторых странах Африки, как в Эритрее, госрасходы достигают неслыханно высоких отметок, но это исключение, вызванное скорее искажениями статистики. Обратных исключений нет. Все развитые страны держат достаточно высокую планку соотношения налогов к ВВП, и именно поэтому и являются развитыми. В Африке и Южной Азии, как и сто лет назад, собираемых правительствами налогов хватает лишь для содержания армии и государственного аппарата. На медицину, образование, науку здесь денег нет. Более того, если 30 лет назад доля налогов к ВВП составляла порядка 15%, то теперь она сократилась до 10%. То есть, положение не выправляется, а становится хуже.
Не правда ли, знакомая картина?
Политический выбор
Является ли возрастающее неравенство объективным? — очевидно, нет. Уровень зарплаты топ-менеджеров в США в 200 раз превышает зарплату работников этих компаний, в то время как в Японии, к примеру, разрыв составляет 16:1. Более того, есть страны, демонстирующие снижение неравенства, и здесь стоит упомянуть огромную Бразилию, за счет программ доступности образования и помощи бедным сумевшей совершить огромный рывок.
Является ли развитие экономика самодостаточным условием роста уровня жизни? — Однозначно, нет. США, имея решительное преимущество по ВВП на душу населения, с учетом фактора неравенства, занимают лишь 23-е место в мире по уровню «человеческого развития», уступая почти всем странам Европы.
Тормозит ли неравенство прогресс? — Разумеется, в том числе по чисто утилитарным причинам, отсекая от возможности получить нужное образование и раскрыть свои таланты абсолютное большинство молодого поколения общества.
Столь же понятно, что по мере усиления пропасти между 1% сверхбогачей и 99% народа сохранять и усиливать такой порядок вещей можно будет лишь за счет огранчения реальных свобод, то есть неравенство по определению представляет собой угрозу демократии.
Можно ли решить проблему неравенства в рамках одной страны? — Пример Греции показывает, что капитал использует офшорные механизмы, которые крайне сложно перекрыть национальным правительствам даже при приходе к власти последовательно левых, и нужна, как и всегда, собственно, международная солидарность и кооперация. Практика, когда крупный капитал сам решает для себя, сколько платить ему налогов, бегая по разным странам мира, являет собой новый вызов, и может быть ликвидирована лишь наднациональными мерами.
И не надо стесняться истеричных криков консерваторов и либералов про «отнять и поделить». Да, изъять через налоги, а то и национализацию головокружительные состояния, и обратить на общественное благо. Именно так, через инфляционное разорение рантье, через послевоенную национализацию и конфискационные налоги в отношении сверхбогатых слоев передовые страны Запада в ХХ веке снизили долю богатств, принадлежащих верхнему классу, создали «средний класс», сформировали системы образования и здравоохранения, что стало мощнейшим стимулом к росту человеческого капитала, формированию рынка спроса и экономическому рывку.
По этой причине, как ни парадоксально, насильственное, через национальные и наднациональные механизмы, перераспределение общественных богатств от верхушки к трудолюбимым людям, если не брать в расчет чисто социалистическое перераспределение, увеличит богатства этой самой верхушки несмотря на снижение ее доли. Увеличит за счет общего экономического роста. Но одному проценту рантье этого не понять, равно как Владимиру Якунину и Аркадию Ротенбергу с их хватательным рефлексом невозможно понять, что они разрушают российскую экономику и государство Россия как таковое, подрывая таким образом и собственные мультисостояния. Поэтому метод челобитных и обращений к здравому смыслу, не говоря уже про совесть, эффекта иметь не будет. Нужны политические меры, для чего требуется политическая воля и четкая политическая программа.
И, если уж мы говорим о России, то в свете предполагаемой приватизации Игорем Сердюковым компании «Вертолеты России», а Анатолием Чубайсом РОСНАНО, после тех политических перемен, что неизбежно произойдут, возникнет вопрос — оставлять ли им все украденное непосильным трудом, выкупать ли у них по рыночной цене за счет налогов с обычных граждан, или просто изъять. Это и будет водораздел между либералами, признающими святость любой частной собственности, и социалистами.
Томас Пикетти — автор, которого бы хотелось видеть в России. А книга его — труд, который стоит изучить каждому, кто задумывается о будущем, которое не должно быть для работающего человека хуже, чем сегодняшее. Экономика мира развивается, и вместе с ней должна улучшаться и жизнь большинства людей.